Строительство в русле реки Мзымты может стать причиной серьезных наводнений в Сочи
Почетный президент Русского географического общества, директор Института географии РАН академик Владимир Михайлович Котляков дал интервью телеканалу «Моя планета», в котором рассказал о работе географов, достижениях отечественных ученых и вероятных угрозах в будущем:
«С появлением спутникового наблюдения возможности обнаруживать новые географические объекты, по крайней мере на поверхности Земли, исчерпались. Тем не менее открытия, конечно, продолжаются. Существует же толща океана, а там — масса объектов. Уже на моей памяти, во второй половине ХХ века, были открыты подводные срединные хребты, что продвинуло теорию континентальных и океанических плит и их движения, поскольку хребты как раз возникают в местах сжатия этих плит. Появившиеся таким образом горные сооружения обозначают самые сейсмо- и вулканически опасные зоны.
А еще в одном открытии я принимал косвенное участие. Ко мне пришел очень известный польский путешественник Яцек Палкевич и, сидя за столом, за которым сейчас сидим мы с вами, рассказал, что собирается в Южную Америку, в верховья Амазонки, и ищет товарища. Я привел к нему моего сотрудника, и они отправились в экспедицию, в ходе которой нашли исток Амазонки, прежде неизвестный. Идентификация истока — конечно, дело весьма условное, поэтому за него взят самый длинный из ряда ручьев, стекающихся далее в реку, но тем не менее. Это было в 1996 году.
В 1966 году я написал популярную книжку, которую назвал «Мы живем в ледниковый период?». Почему-то ее продавали в газетных ларьках, и она разошлась в течение двух недель. Мне кажется, знак вопроса в названии даже не очень уместен, потому что 10% суши покрыто льдом. Из шести материков один — Антарктида, разумеется, — полностью подо льдом. Но что именно находится под этим льдом, мы не знали.
Очень серьезные и масштабные исследования начались только после Международного географического года (1957–1958). На них во всем мире были выделены огромные ресурсы, но главными игроками на этом поле были, конечно, США и СССР. Исследования дали массу результатов, которых никто и предположить не мог. И одно из таких достижений зародилось прямо здесь, в Институте географии, за этим самым столом.
У меня был добрый знакомый и коллега, к сожалению, не так давно скончавшийся, физик Игорь Алексеевич Зотиков. Он занимался, в частности, расчетами теплофизики космических спускаемых аппаратов, но заинтересовался географией и пришел ко мне, а я тогда был заведующим отделом. Он начал заниматься расчетами теплофизики ледникового покрова в Антарктиде и обнаружил следующее. Представьте себе ледяной покров — одеяло 4-километровой толщины. На него постоянно сверху воздействует холод, а снизу — тепло. Значит, где-то они соединяются и дают нулевую температуру. И Зотиков рассчитал, что если толща льда составляет около 2 км, то он проникает до самой подошвы, а если он мощнее, то «побеждает» тепло и лед начинает таять. Он нарисовал карту, впервые опубликованную в 1961 году по-русски и в 1963 году по-английски, где очертил области таяния подо льдом. Это было еще не открытие, а «предоткрытие», которому тогда никто не поверил. Но затем все же стали исследовать и методом радиолокации зафиксировали такие отражения, которые не могут идти от твердой поверхности. Так косвенным образом удалось найти подледные озера. И далее, уже в 70-е годы, с подключением возможностей спутникового наблюдения на поверхности Антарктиды обозначились контуры огромной плоской равнины — озера, которое назвали Восток, причем назвали его этим русским словом не мы, а иностранцы, по имени нашей станции «Восток». Это было великое и, наверное, последнее из крупных географических открытий нашего времени. Озеро Восток — пятое по размеру среди всех пресноводных озер мира: 230 км в длину, 50 км в ширину и глубиной до 1600 м, а средняя глубина — 600 м, то есть примерно треть Байкала.
После его открытия началась «гонка исследований». Всем же интересно, что это такое и как оно устроено. Озеро изолировано от процессов в атмосфере на протяжении уже 13–15 млн лет (точно это установить пока никто не может, но таковы современные научные домыслы). Если там вдруг есть жизнь, то она, конечно, совсем не такая, как тут, ведь эволюция проделала за это время огромный путь. Поэтому никаких высших форм там быть не может, но могут быть бактерии, например. Нам была поставлена задача добурить до воды, войти в озеро и получить оттуда образцы. Этого хотели не только мы, но поначалу мы были впереди, а иностранцы аккуратненько старались замедлить наши действия. Объективно они были правы, указывая, что заливочная жидкость для бурения, смесь керосина с фреоном, может загрязнить озеро и испортит все результаты, а это будет большой урон для человечества. Поэтому была принята международная резолюция, указывавшая, что до разработки более чистого оборудования русским следует остановиться. Мы это сделали, но в конце концов все-таки стали первыми, пробурив весь лед до самой воды. Это произошло 5 февраля 2012 года.
Пока получены только пробные образцы воды, спустя несколько месяцев они попали в Петербург, и наши ученые пытаются понять, есть там жизнь или нет. Это ведь такая тонкая материя, что обычными биологическими способами ничего понять невозможно. Но есть биофизика, позволяющая обнаружить следы жизни через хромосомы. И их, эти следы хромосом, действительно нашли. А ведь хромосомы живых организмов изучены достаточно подробно, существуют целые атласы и системы хромосом, поэтому закономерности известны. Но когда стали сопоставлять с ними эти находки, оказалось, что ничего подобного сейчас на земле нет. Так что в каком-то смысле это неземная (хотя, разумеется, не внеземная) форма жизни. Почвы для обывательских страхов перед неведомой бактерией тут нет, потому что эта бактерия, если вообще еще существует, находится в таких уникальных условиях (давление, питание и так далее), что если ее оттуда попытаться поднять, то по пути она, конечно, погибнет.
Во времена, когда президентом Академии наук был академик Александров, от него ко мне пришел гонец с предложением организовать экспедицию в пещеру Снежная на Северном Кавказе, тогда только что открытую. Мы эту экспедицию организовали, и один спелеолог так прижился, что до сих пор у нас работает. В ходе экспедиции всю пещеру, а она оказалась совершенно громадной, полностью прошли, исследовали и описали.
Еще в советское время ко мне пришел корреспондент «Известий» (и с ним мы тоже сидели за этим столом) и спросил, можно ли вычислить центральную точку нашей страны. Они хотели сделать материал о геометрическом центре, но не очень понимали, насколько громадна наша страна: центральная точка, если считать только сушу, находится где-то в Красноярском крае, а если учитывать и воды, то и вовсе за Северным полярным кругом. Само по себе это, конечно, никакое не открытие, а просто иллюстрация к той мысли, что страна наша настолько велика, что нам ее еще изучать и изучать. Но география сейчас занимается не первооткрывательством, а тем, как меняется мир под влиянием двух групп факторов: природных и антропогенных. То есть география — единственная из фундаментальных наук, у которой есть два «крыла», естественно-научное и социально-экономическое, и она в состоянии давать целостные, общие объяснения и рекомендации, к которым, к сожалению, власти редко прислушиваются.
Взять, например, Олимпиаду в Сочи. Полностью преобразовали долину горной реки Мзымты. Получилось красиво, но, когда недавно случилось наводнение, это обернулось катастрофой: разрушено столько, что приходится вкладывать миллиарды, чтобы успеть восстановить к Олимпиаде, а что будет потом — и вовсе неизвестно. Сейчас главное — чтобы ничего не рухнуло непосредственно во время Игр и никто не погиб, и это стоит огромных денег. МЧС создает мобильные группы, которые расставит в особо опасных местах, чтобы реагировать моментально, и все это, конечно, невероятно дорого стоит. И потом, они же не будут там стоять вечно. Делают склоны — а куда сваливать породу? Сваливают в реку. Пока река течет, все более или менее терпимо, вода дырочку найдет. А если проливные дожди или резкое таяние — и наводнение? Ужас же, какие разрушения могут быть.
Или наводнение в Крымске — тоже по нашей части. У нас на космической станции есть программа, в соответствии с которой космонавты смотрят за всеми неприятностями, которые происходят на Земле, фотографируют и тут же отправляют к нам. Когда началось наводнение, мы запросили снимки и буквально на второй день обнаружили причину. То есть не причину наводнения — она-то была совершенно естественной и очевидной (все разговоры о спуске воды совершенно никакого отношения к реальности не имеют), а причину того, почему оно обернулось такой катастрофой. Дело в том, что дороги там построены так, что они, когда пошла вода, стали дамбами, задержали воду, а потом она перехлестнулась и разрушила все что только возможно. Это первое, а второе — в городе пять мостов, но они все очень низкие, и как только понеслась вода, пространство под мостами немедленно забилось грязью. Они стали плотинами, создав таким образом огромные скопления воды. Я написал письмо Путину, а благодаря помощи Шойгу оно дошло непосредственно до адресата, и меня пригласили на совещание, которое Путин проводил по этому поводу со всеми министрами. Мне дали слово, и я смог прямо на карте все объяснить и показать. Мосты, для своего времени хорошие, построены по СНИПам 50-х годов прошлого века и безнадежно устарели. Значит, надо строить другие, современные. В Альпах же дороги проходят в любом месте, потому что они все подняты над днищами не на 5 м, как у нас, а аж на 100 м, и так на всех селеопасных участках. Конечно, это дорого, а что делать? Жизнь дороже, да и хозяйство дороже. «Да-да», — сказал Путин. А что «да-да», не он же это будет делать. Но посмотрим».